Полба
Есть же мне давай вареную полбу.
В «Сказке о попе и работнике его Балде» полба упоминается как единственное, что требует Балда за свою службу. Полба — это старинное название одного из видов хлебного злака, разновидности пшеницы с твёрдой оболочкой, употреблявшегося в пищу в виде каши. Для пушкинской аудитории слово «полба» было хорошо знакомо, поскольку в крестьянском быту полба считалась повседневной простой пищей, особенно в северных регионах России.
Использование полбы в тексте подчеркивает иронический контраст между скромными потребностями Балды и жадностью попа. В пушкинское время слово употреблялось как в разговорной, так и в письменной речи. В XXI веке полба возвращается в моду как элемент здорового питания, но слово всё же воспринимается архаично и встречается в основном в исторических, этнографических и литературных текстах.
Розь
Стал себе почесывать лоб.
Щелк щелку ведь розь.
Слово розь у Пушкина употребляется в значении «различие», «не одно и то же». В этом контексте поп, размышляя о предстоящих щелчках по лбу, понимает, что каждый может быть разной силы и последствий. В русском языке XIX века розь было распространённым словом в народной и книжной речи, особенно в пословицах и поговорках.
Этимологически розь связано со словом разъ и употреблялось в значении «отдельно», «по-разному». В XXI веке розь воспринимается как устаревшее или книжное слово и употребляется очень редко, в основном в специально стилизованной речи или в устойчивых фразах, сохранившихся из народного языка.
Авось
Да понадеялся он на русский авось.
Авось у Пушкина в этой сказке выполняет функцию культурного символа: поп, не задумываясь о последствиях, заключает договор, надеясь, что всё обойдётся. Именно с этим смыслом — надежда на удачу без расчёта — слово авось прочно вошло в фразеологию и быт русского языка.
Уже в пушкинское время авось ассоциировалось с особенностями национального характера, о чём свидетельствует добавление в тексте слова русский. В XXI веке слово продолжает активно использоваться в разговорной речи и публицистике. Оно остаётся узнаваемым и живым элементом русской языковой картины мира, даже если воспринимается немного архаично.
Накладно
Не будет нам обоим накладно.
Поживи-ка на моем подворье.
Слово накладно в сказке обозначает «трудно», «невыгодно», «обременительно». Поп надеется, что содержание Балды не принесёт ему особых убытков. В русском языке XIX века это слово активно использовалось в бытовой и деловой лексике.
Накладно происходило от слова клад, уклад, связанного с хозяйственными расчетами. В XXI веке накладно употребляется реже, но остаётся понятным и используется преимущественно в формальной речи или в устойчивых выражениях: «нам это накладно», «накладно жить».
«Русская деревня», Василий Поленов, 1889 г.
Подворье
Поживи-ка на моем подворье.
В пушкинской сказке подворье — это двор попа с хозяйственными постройками, где Балда должен жить и работать. В быту подворьем называли участок земли с домом и хозяйственными постройками, принадлежащий одной семье.
В пушкинское время слово было широко распространено в деревнях и небольших городах. В XXI веке подворье сохраняется в церковной лексике (например, монастырское подворье) и в историко-культурных текстах, но в обиходе заменено словами двор, участок, хозяйство.
Проворье
Окажи свое усердие и проворье.
Проворье в тексте означает проворность, ловкость, умение быстро и ловко работать. Поп ставит Балде условие проявлять не только усердие, но и проворье, то есть работать без промедления.
Слово происходило от прилагательного проворный и в XIX веке было вполне обычным в народной речи. В пушкинской сказке оно передает колорит народного языка.
В XXI веке проворье практически не используется и воспринимается как архаизм. В живой речи его заменяют словами проворность, расторопность, сноровка.
В «Сказке о попе и работнике его Балде» Александр Сергеевич Пушкин не просто пересказывает народный сюжет, но создает текст, наполненный живыми словами и выражениями того времени, которые точно передают и быт, и национальный характер. Некоторые из этих слов ушли из активного употребления, другие остаются частью языка, но во всех случаях они несут отпечаток пушкинской эпохи, помогая нам лучше понимать живую ткань русского языка начала XIX века.
